Признание в нелюбви

   Осенью от Кольки ушла Ксения.

   Ушла не сразу. Сначала у нее появились срочные дела, из-за которых они не могли встречаться по вечерам. Потом причины отказов упростились: болит голова, плохое настроение или сегодня просто не хочется.

   – Что с тобой происходит?

   – Ничего, я просто хочу побыть одна.

   – Ты меня еще любишь?

   – Да, конечно. Позвони через пару дней.

   Он звонил ей на следующий день, слушал длинные гудки и чувствовал, что с каждым гудком ему все труднее дышать. Однажды, когда Колькины родители ушли в театр, Ксения пообещала прийти к нему на целый вечер. Он прождал ее до полуночи, звоня сначала ей, а после десяти уже в больницы и морги. Трубку она взяла в начале первого.

   – Я уже сплю, что случилось?

   – С тобой все в порядке? Ты почему не отвечала?

   – Я была в гостях, это внезапно, не могла тебя предупредить.

   – Но ты обещала прийти ко мне.

   – Да... я думала, что пробуду там недолго, но все сложилось иначе.

   – Я все морги обзвонил.

   – Извини, но мне неприятно это слышать.

   Короткие гудки. Колька выдержал неделю и снова позвонил.

   – Мне надо с тобой поговорить.

   – Почему «надо»?

   – Нам надо разобраться в наших отношениях.

   – Я для этого необходима?

   – Я не могу без тебя жить.

   – Два года назад ты прекрасно жил без меня.

   – А сейчас не могу.

   – Не надо на меня давить.

   – Ты сможешь сегодня прийти к семи часам?

   – Нет!

   – А завтра?

   – Нет!

   – Почему?

   – Потому что не могу.

   – А когда сможешь?

   – Не знаю. Я сама позвоню.

   Колька прождал месяц. Он ходил к друзьям, пытаясь как-то иносказательно рассказать о своей беде. Его слушали, кивали и советовали сходить на вечер в какой-нибудь институт.

   – Сходи в педагогический, – говорил Славик. – Гарантирую, что станет легче. Я ходил, мне понравилось.

   – Ты знаешь, какая она красивая? Я сейчас не могу на других смотреть.

   – А ты через «не могу». Надо себя заставлять. Как горькое лекарство.

Ксения позвонила, когда деревья сбросили листья и лужицы с тонким льдом стали хрустеть под ногами.

   – У тебя мои книги, я их обещала дать друзьям почитать.

   – Заходи... а ты где?

   – У твоего подъезда.

   В прихожей он попытался ее обнять. Ксения на секунду прижалась к нему, потом не спеша стала снимать пальто.

   – Ты зарос, хочешь я тебя постригу?

   – Хочу.

   Ксения стригла неумело, больно задевая расческой уши, но Кольке было приятны прикосновения ее пальцев.

   – Вот так лучше!

   – Твои книги на столе.

   – Я видела, спасибо.

   – Ты сейчас уйдешь?

   – Да, я немного спешу.

   Он долго стоял у лифта, слушая сначала гул мотора, потом стук её каблучков на первом этаже, хлопок закрывшейся двери подъезда.

   – Ну вот и всё!

   За воротником покалывали состриженные волосы, во рту было горько и сухо.

   Олю он встретил в Исторической библиотеке. Туда он ходил читать старые журналы «Нива». Зачем? Ксения любила поэтов Серебряного века и Колька хотел понять, что такого волшебного и серебряного происходило в то время. Оля сидела за соседним столом и с любопытством поглядывала на стопку журналов, лежащих перед Колькой. Внешне она было полной противоположностью Ксении: невысокого роста, немного полновата, большая грудь, темные волосы, карие глаза, миловидное лицо, в котором не было Ксениной закрытости.

   – Не хотите со мной покурить?

   – Я не курю, – улыбнулась Оля.

   – Тогда я вас приглашаю в буфет на чашку кофе.

   – А можно меня пригласить в буфет на чашку чая и бутерброд? Я с утра почти ничего не ела. А заплачу я сама.

   Оля засмеялась, смешно запрокинув голову.

   – Зачет? – Колька ткнул пальцем в открытую тетрадь.

   – Курсовая. Политическая обстановка в России перед отменой крепостного права.

   – Истфак?

   – Историко-архивный.

   – А я технарь.

   – А «Нива» зачем?

   – Я любопытный.

   – Я тоже, если спросила.

   После буфета они пошли гулять по бульварам. Колька нес Олину сумку и рассказывал о Серебряном веке. Оля придерживала меховой воротник, чтобы в него можно было спрятать нос.

   – Замерзла?

   – Нет, мне просто непривычно вот так гулять. Обычно я куда-то бегу и опаздываю.

   – Даже в каникулы?

   – В каникулы я уезжаю к маме. Она учительница в сельской школе. В Орловской области.

   – Так ты в общежитии живешь?

   – Да, на Стромынке.

   Колька напрягся. Про веселую Стромынку он много слышал от Славика.

   – Что-то не так?

   – Я, это... вспоминаю, где Стромынка.

   – Метро Сокольники. Скоро мы придем к Чистым прудам, там рядом метро – это прямая ветка.

   – Да я так, ты не подумай чего...

   Начался мелкий дождь, в желтом свете фонарей замелькали мокрые хлопья снега.

   – Не люблю ноябрь, – сказала Оля. – И время противное и ждать можно только зиму, которую тоже не люблю.

   – Хочешь, на лыжах покатаемся, когда снег ляжет. У знакомых есть дом около Чкаловской, там печка, лес сосновый.

   – Хочу, только у меня тут лыж нет. Найдешь для меня?

   – Конечно. А давай завтра встретимся? В кафе сходим, поболтаем.

   – Завтра я не могу, давай в субботу?

   В метро Колька взял Олю за руку.

   – Ты красивая.

   – Спасибо, мама меня тоже хвалит.

   – Только мама?

   – У нас в группе одни девчонки, мы друг друга редко хвалим.

   Оля вошла в вагон. Когда двери закрылись, она обернулась, заулыбалась и помахала Кольке рукой. Он улыбнулся, хотел тоже помахать, но тут Олю оттеснили от двери, поезд загудел и скрылся в туннеле. Колька смотрел на табло, которое начало отсчитывать время отхода, и думал, как же ему хорошо и спокойно. Можно не волнуясь ждать субботы, без ненависти смотреть на телефон и даже попробовать не думать о Ксении.

   Декабрь выдался теплым и влажным. Зеленела трава, на голых черных ветках висели невысыхающие капли. Колька с Олей бродили по мокрым тротуарам, согревались в кафе чаем с эклерами. Тем для разговоров почти не было, они часто просто молчали, поглядывая друг на друга. Как-то вечером они подошли к входу в общежитие. Колька обнял Олю, но ничего кроме мокрой плотной ткани пальто не почувствовал.

   – Погода стала совсем мерзкой. Ты сможешь завтра днем прийти ко мне домой?

   – У нас занятия до шести.

   – На улице тебя даже обнять не получается.

   Оля посмотрела ему в глаза.

   – Давай зайдем ко мне. Сегодня мои соседки ушли в кино.

   В комнате три аккуратно заправленных кровати, посредине стол, покрытый цветастой клеенкой. Над Олиной кроватью скотчем приклеены желтые кленовые листья и фотография бревенчатого дома с палисадником.

   – Тут я родилась. Сейчас там мама живет. Папа ушел от нас, когда мне три года было.

   – А как вы за одним столом занимаетесь?

   – Тут невозможно заниматься, я всегда в библиотеку езжу или в институтской читалке сижу. Подожди, я чай поставлю.

   Вода кипятилась в огромном фаянсовом стакане, явно взятом в химической лаборатории. Оля достала из тумбочки две небольшие красные чашки с золотыми ободками, кулек с конфетами и пачку печенья. Колька подошел и обнял ее. Оля спрятала лицо на его груди.

   – Как же с тобой хорошо и спокойно, – сказал он, гладя ее спину.

   – Мне тоже, я чувствую, что тебе можно довериться.

   Колькины руки спустились ниже. Оля подняла голову и улыбнулась.

   – Так мы чаю не попьем.

   – Это мы всегда успеем.

   Но что это? Он обнимает мягкое послушное женское тело, чувствует, что Оля не противится его ласкам, а даже старается помочь ему, но желание не появляется. Колька попытался закрыть глаза и представить, что обнимает Ксению, но и это не помогло.

   – Что-то я замерз сегодня, давай и правда чаю попьем.

   Оля аккуратно высвободилась из объятий. В ее глазах Колька заметил слезы.

   – Я что-то не так сделала?

   – Ну что ты! Ты умница, все хорошо, просто день выдался тяжелый.

   Перед Новым годом суета зачетов, потом началась сессия. Они почти не виделись. Иногда Оля сообщала Кольке по телефону, что занята, немного простудилась, но в институт ходит. Колька рассказывал о своих экзаменах, ругал себя, что не посещал лекции, и хвастался фотокопиями конспектов самой прилежной девочки из его группы. На каникулы Оля уехала в деревню и позвонила уже в феврале.

   – Ты обещал меня на лыжах покатать.

   – Я помню, встречаемся в воскресенье в десять утра возле касс Ярославского вокзала.

   Дача Славика стояла на опушке леса. Бревенчатый дом, настоящая печка, грубые скамейки, огромный стол, в углу десятки пустых винных бутылок. Печка коптила, дым ел глаза. Галка, приехавшая со Славиком, позвала Кольку покурить на улице.

   – Тебе что, ее попа понравилась?

   – Попа на втором плане. Она человек очень хороший. С ней спокойно.

   – После Ксении она тебе простоватой не кажется?

   – Галь, откуда ты знаешь простовата она или нет?

   – Прости, конечно, тебе решать. А она хозяйственная, вон уже пол подметает. С такой женой будешь как за каменной стеной.

   – О женитьбе пока не думаю.

   – Ладно, извини. Она милая, с ней будет хорошо – это я понимаю. Сейчас это то, что тебе необходимо.

   Оля позвонила через неделю.

   – Коля, милый, мне очень грустно. Давай сходим в кино?

   По дороге Колька купил большой кусок янтаря, над которым то ли парила, то ли плавала янтарная рыбка темного цвета. Вместо кино они пошли в ресторан.

   – Как тут хорошо! – Оля с восторгом смотрела на светлую скатерть, белые квадратные тарелки, сверкающие вилки и ножи.

   – Это тебе! – Колька положил коробочку с рыбкой на стол.

   – Очень красиво! – заулыбалась Оля. – Я так мечтаю побывать в Прибалтике. Никогда не видела моря.

   – Там часто идут дожди.

   – Ну и пусть! Я и дожди люблю, если они теплые. А ты был в Таллине?

   – Был на Куршской косе. Там песок, дюны, лес сосновый, кабаны, олени.

   – Хочу туда! Давай поедем летом на эту косу. У меня есть немного денег, будем жить скромно, гулять, на оленей смотреть.

   Колька молчал. Вчера ему позвонила Ксения, спросила телефон их общего знакомого. Потом рассказала, как вывихнула ногу, болела гриппом. А в июле она с подругой собирается на Черное море.

   – Оля... – начал Колька. – Я хочу тебе признаться...

   Оля положила рыбку в коробочку и сложила руки на столе.

   – Я не люблю тебя. Ты хорошая, красивая, но я люблю другую.

   Оля молчала. Колька заметил, что ее взгляд перестал фокусироваться на его глазах.

   – Прости меня, но я хотел сказать тебе правду.

   – Я знала эту правду. Но я не понимаю, зачем это мне говорить?

   – Лучше обманывать?

   – Или обманывать, или молчать. Я бы и так догадалась.

   – Я не хотел делать тебе больно. Но лучше вот так, сразу.

   – Кому лучше? Мне – нет! Ты просто не представляешь, что чувствует человек, когда его не только не любят, но и говорят ему об этом. Тебе, наверное, хорошо жилось до нашей встречи, и понять ты этого не можешь.

   – Да, конечно...

   Колька почему-то обиделся. Официант принес заказ. От жареного мяса шел немыслимо аппетитный запах. Оля взяла вилку и нож.

   – Разреши мне доесть. Потом я уйду, ты меня не провожай. Я первый раз в таком дорогом ресторане. Этот вечер я запомню на всю жизнь. Ты так красиво мне в нелюбви объяснился.